DeepHistory

Дальнейшее расширение юрисдикции Ратуши произошло в апреле–сентябре 1705 г. Именно тогда было принято несколько законов, по которым в исключительную подведомственность Ратуши были переданы дела по корчемству – незаконному изготовлению и продаже спиртных напитков и табака. Особо здесь необходимо упомянуть о законе от 15 сентября 1705 г., в котором прямо оговаривалось право Ратуши привлекать к уголовной ответственности виновных в корчемстве, независимо от их служебного и социального статуса. Столь широкой юрисдикцией по кругу лиц в тогдашней России обладал еще только один административно-судебный орган – Преображенский приказ.

В сохранившихся материалах переписки А.А. Курбатова с Петром I содержится немало упоминаний о практической реализации упомянутых законов. Так, в послании от 16 января 1706 г. глава Ратуши отметил между иного о том, что «изполняя… указы вашего самодержавия о истреблении корчемств, поступаю я, никому же послабевая, и корчемников иных не точию домов, но и вотчин лишил…». А согласно финансовому отчету Ратуши только за апрель–октябрь 1705 г. штрафов за корчемство было взыскано на внушительную сумму в 4798 рублей.

Итак, к исходу 1705 г. в подведомственности Ратуши как органа правосудия оказались: во-первых, основная часть уголовных и гражданских дел, касавшихся тяглого городского населения (эти дела Ратуша рассматривала в качестве суда как первой, так и второй инстанции); во-вторых, дела по обвинению в преступлениях против интересов службы подчиненных Ратуше должностных лиц (включая глав органов городского самоуправления); в-третьих, дела о нарушении алкогольной и табачной монополии. Подводя итог сказанному, можно заключить, что осуществленное в 1705 г. расширение судебной компетенции Ратуши продолжило ту охарактеризованную выше преобразовательную линию Петра I, в рамках которой укрепление единства судебной системы России сочеталось с укреплением свойственной дореформенным временам «судебной чересполосицы», то есть с дальнейшим развитием системы специализированных судов (которые при этом оставались по-прежнему структурно неотделенными от органов управления).

Между тем, очень скоро последовало первое ограничение судебных полномочий Ратуши. 12 марта 1706 г. был издан закон о включении в состав Копорского уезда Самерской волости и Ямбургского уезда. Попутно в указе детально регламентировалась компетенция управлявшего Копорским уездом коменданта (так в 1700-е гг. стал именоваться местный воевода) Я.Н. Римского-Корсакова. Названный закон был примечателен в нескольких отношениях.

С одной стороны, в ст. 1 закона от 12 марта 1706 г. оговаривалось подчинение копорского коменданта исключительно Ингерманландской канцелярии (основанному в 1704 г. многоотраслевому центральному органу власти, управлявшему, в частности, новозавоеванными землями на северо-западе России). С другой стороны, в ст. 3 закона коменданту предписывалось ведать «судом и росправою» (правда, лишь по убийствам, разбоям и кражам) не только крестьян, но и посадских. Данная мера явилась вполне логичной – учитывая осуществленную четырьмя годами ранее ликвидацию губных органов.

Наконец, согласно той же ст. 3 рассматриваемого закона, на коменданта возлагались обязанности и по осуществлению всех налоговых сборов. Иными словами, по силе закона от 12 марта 1706 г., городское население Копорского уезда полностью выводилось из-под административно-судебной власти Ратуши.

Менее года спустя, по именному указу от 17 января 1707 г., все тот же Я.Н. Римский-Корсаков получил более высокое назначение – ландрихтером изолированно образованной на северо-западе нашей страны Ингерманландской губернии. При всем том, что впервые появившийся в российском административном обиходе термин «ландрихтер» в буквальном переводе с немецкого означал «земский судья», из положений именного указа от 17 января 1707 г. отнюдь не следовало, что Я.Н. Римской-Корсаков превращался в должностное лицо, занимавшееся исключительно отправлением правосудия. В никак не меньшем объеме в круг обязанностей ингерманландского ландрихтера вошли и хозяйственно-финансовые вопросы.

Стоит заметить, что в именном указе от 17 января 1707 г. остались недостаточно проясненными судебно-иерархические взаимоотношения ландрихтера и местных комендантов. В ст. 5 указа определялось единственно, что комендант мог осуществлять судебную деятельность только в отсутствие ландрихтера, который при этом обязывался «по всем городам непрестанно ездить». Тем самым, как представляется, ландрихтеру предназначалось, наравне с комендантами, выступать в роли суда первого звена. Остается добавить, что закрепленная в ст. 2 и 5 именного указа от 17 января 1707 г. судебная компетенция ингерманландских ландрихтера и комендантов отчетливо приблизилась по широте к полномочиям суда обшей юрисдикции. А это был уже первый шаг к преодолению не раз отмеченной «судебной чересполосицы».

Будучи актами территориально ограниченного действия, закон от 12 марта 1706 г. и именной указ от 17 января 1707 г. явились предвозвестниками куда более значительных перемен как в административно-территориальном устройстве нашей страны, так и в организации местного суда. Очередной преобразовательной мерой Петра I стала I губернская реформа. Ее повсеместное проведение началось в декабре 1708 г.