DeepHistory

По реконструированному Н.Б. Голиковой именному указу 1696 г., трансформированный годом ранее из Преображенской потешной избы Преображенский приказ заполучил исключительное право суда по государственным преступлениям. Отныне, независимо ни от территории, ни от служебного или социального статуса обвиняемого, все уголовные дела такого рода (дела по «слову и делу») подлежали направлению на судебное рассмотрение данного приказа. Теперь в какой бы точке России ни находился заявитель по «слову и делу», он сам и все указанные им лица должны были немедленно браться под стражу и доставляться в Москву (точнее, в подмосковное село Преображенское, где дислоцировался приказ).

Перед судом Преображенского приказа оказались равны все: и житель Охотска и житель Киева, и князь и холоп, и неокладной подьячий и боярин, и рядовой служилый и разрядный воевода. Неслучайно осведомленный современник потрясенно констатировал, что в Преображенский приказ могли «всякого взять к розыску, арестовать и разыскивать и по розыску вершить вынести приговор и привести его в исполнение». В самом деле, как, подводя итог рассмотрению указа 1696 г., справедливо отметила Н.Б. Голикова, «таких полномочий еще никогда не имел ни один приказ».

Конечно, на практике, как установил Н.Н. Покровский, концентрация соответствующих дел в Преображенском приказе затянулась не на один год. Конечно, Преображенский приказ и после 1696 г. остался классическим приказом – многофункциональным административно-судебным органом (в компетенцию которого входило также и рассмотрение уголовных и гражданских дел, касавшихся строевых военнослужащих гвардии, и управление рядом дворцовых территорий, и охрана правопорядка в Москве). Все это так. Нет сомнений, однако, что появление именного указа 1696 г. означало значительное продвижение на пути формирования единства судебной системы нашей страны. Вместе с тем, превратив в 1696 г. Преображенский приказ в еще один специализированный судебный орган, законодатель только усилил свойственную дореформенным временам «судебную чересполосицу».

Следующей судебно-преобразовательной мерой Петра I явилось издание вышеупомянутого закона от 21 февраля 1697 г. об отмене в судах очных ставок. Не раз охарактеризованный в литературе закон от 21 февраля 1697 г. не создал, как известно, новых форм процесса' (по этой причине трактовка А.Л. Хрустале вы м названного закона как «процессуальной реформы» является малоубедительной). Направленный на противодействие сутяжничеству, стремлению недобросовестных сторон заволокитить разбирательство дел закон 1697 г. углубил, с одной стороны, розыскное, а с другой – бюрократическое начало в судопроизводстве (особенно в гражданском, в котором до той поры еще сохранялись элементы «живого» состязательного процесса). Именно с закона от 21 февраля 1697 г. началось стремительное превращение отечественного процесса в «тайный и письменный».

Дальнейшие изменения в судебной сфере произошли в нашей стране в связи с проведением городской реформы 1699 г. (или 1 городской реформы Петра 1). В ходе названной реформы в нашей стране оказалась выстроена невиданная прежде обособленная вертикаль органов городской власти. Низовое звено этой вертикали образовали реорганизованные в январе 1699 г. органы городского самоуправления – земские избы во главе с земскими бурмистрами. Высшим звеном вертикали городской власти стала Бурмистерская палата (переименованная в ноябре 1699 г. в Ратушу) – не имевший ни отечественных, ни зарубежных аналогов центральный орган, ведавший тяглым городским (посадским) населением.

Мотивацию законодателя при проведении I городской реформы возможно реконструировать по преамбуле к закону от 30 января 1699 г. о преобразовании земских изб и об учреждении Бурмистерской палаты. В данной преамбуле Петр I прямо обосновал необходимость реформы стремлением освободить посадское население от «многих… обид и налог, и поборов, и взятков» со стороны воевод и приказных. В итоге посадское население было полностью выведено из-под власти воевод. Получившие же всю полноту административно-судебных полномочий в отношении посадских общин земские избы и Ратуша стали первыми специализированными судами, в подведомственность которых попало все тяглое городское население России (за исключением Сибири).

Суду земских изб и Ратуши тяглые горожане не подлежали лишь по государственным и церковным преступлениям, а также, по-видимому, по делам о разбоях и умышленных убийствах (каковые остались в подсудности губных изб). Таким образом, как и в ситуации с Преображенским приказом, наделение реформированных органов городского самоуправления обширными судебными полномочиями усилило, с одной стороны, единство отечественной судебной системы, а другой – все ту же дореформенную «судебную чересполосицу».

Далее заслуживает упоминания бегло затронутый выше закон от 2 февраля 1700 г. Незаслуженно обойденный вниманием предшествующих авторов данный закон был посвящен укреплению инстанционности в судопроизводстве. В целом развивая линию Уложения 1649 г. на ограничение древнего права челобитья, Петр I установил в законе от 2 февраля 1700 г. всего два случая, когда частное лицо могло обратиться напрямую к монарху. В первом случае – вполне в духе ст. 20 гл. 10-й Уложения – дозволялось бить челом в «вершенных делах на судей» (то есть добиваться пересмотра неправосудных приговоров, вынесенных приказами).