DeepHistory

И не случайно Дэн Сяопин стал брать на вооружение некоторые идеи Конфуция и, в частности, понятие «сяокан» — «общество малого благоденствия», в котором будет, достигнут уровень средней зажиточности. Как пишет Делюсин, «отец китайских реформ считал, что именно такая цель является для КПК реальной и осуществимой к началу XXI века. Именно достижимость этой цели, означающей решение проблемы «тепла и сытости» для всего населения, позволяет лучше активизировать трудовые и умственные усилия народа, чем звучавшие при Мао Цзэдуне несбыточные лозунги, призывавшие в короткие сроки построить лестницу, ведущую на коммунистическое небо»[74]. Глубоко проникшие в массовое сознание идеи Конфуция уберегли китайское общество и от глубокого социального расслоения, и от духовно-нравственного кризиса, включая национальный и государственный нигилизм, и помогли сохранить преемственность поколений.

Китай — страна древней цивилизации, веками считавшая себя средоточием Вселенной. Именно отсюда идут корни известного лозунга опоры на собственные силы. Именно поэтому она легко «переваривает» иностранные заимствования. Популярный в Китае лозунг «Иностранное— на службу Китаю!» действительно реально воплощается в жизнь. Редкая, если не беспримерная, привязанность этнических китайцев к своей матери-родине, тоже содействовала успеху китайских реформ.

И в то же время «китайская модель» имеет немало общего с «восточноазиатской моделью». Авторитарный режим, реформы осуществляются под руководством партии, которую некоторые исследователи небезосновательно называют «партией-государством». И она действительно является не столько партией в общепринятом смысле этого слова, сколько государственной структурой, причем не в меньшей, если не в большей мере, чем была КПСС. При этом огромную роль в общественной жизни страны играет армия, тесно связанная с компартией, победа которой в гражданской войне, в сущности, и проложила путь созданию КНР.

С «восточноазиатской моделью» «китайскую модель» сближает и многое другое. Это высокий уровень сбережений и капиталовложений. Так, по данным В. А. Мельянцева, в 1996 г. доля инвестиций в ВВП в КНР, Малайзии и Таиланде составляла 41—42%, чуть меньше в Южной Корее, причем в основном за счет внутренних источников финансирования[75]. Это активное государственное вмешательство в экономический процесс с целью стимулирования роста производства и экспорта, а также создания финансово-промышленных групп как локомотивов экономического развития и экспортной интервенции.

Разумеется, Китай с его масштабами не может всю свою экономику ориентировать на производство экспортной продукции, но темпы роста его экспорта достойны подражания. Как пишет В. В. Попов, политика поддержки государством конкурентоспособных отраслей, стимулирование перемещения в них ресурсов «проводилась сначала в Японии, затем в Южной Корее, на Тайване, в Гонконге и Сингапуре, позже — в странах Юго-Восточной Азии (ЮВА) и в Китае привела к впечатляющим результатам. В Китае именно экспорт был мотором экономического роста, а доля экспорта в ВВП выросла с 5% в 1978 году до более 20% сегодня»[76].

Экономическое сотрудничество России и Китая отражает, скорее, вчерашний день и не обращено в будущее. Экспорт РФ в Китай в основном состоит из сырьевых товаров, энергоносителей при сокращении доли готовых изделий. Исключение составляет военно-технический компонент, но и здесь «на горизонте времени» маячат сложности в недалеком будущем — отставание в поставках запасных частей, сервисных услуг, растущая конкуренция в этом динамичном сегменте мирового рынка. Подспудно назревает еще одна проблема: насколько стратегически оправдана преимущественная ориентация России на военно-коммерческое сотрудничество с КНР, как скоро его можно будет, по крайней мере, дополнить, если не заменить современной машиностроительной продукцией мирного назначения?

Китай же со своей стороны наводнил Россию дешевой продукцией повседневного спроса, не пренебрегая при этом широким сбытом контрафактной продукции. Последнее относится и к нарушению прав интеллектуальной собственности. Россию очень волнует тот факт, что Китай позволил себе в точности копировать, к примеру, российские истребители Су-27, выдавая их за китайскую разработку[77].