DeepHistory

Приток чеченцев и ингушей в нефтяную промышленность Грозного усилился в годы Первой мировой войны, что связано с мобилизацией русских рабочих. При этом из аулов прибывали в основном молодые мужчины в возрасте от 17 до 40 лет (93,4 %), а старше 50 — менее 2% (47). «Отсутствие на промыслах женщин и детей из числа горцев объясняется не только, и не столько тяжестью труда и быта рабочих, но и влиянием психологических и бытовых традиций, а так же взглядами чеченцев на работу в промышленности как на явление временное и надежды горца-бедняка возвратиться с «капиталом» в свое хозяйство в ауле… Среди чеченских и ингушских рабочих текучесть кадров была очень велика. Большая часть из них (до 80%) увольнялась, проработав на промыслах меньше года» (48).

Умонастроение горцев, комплекс их социальных, нравственных ориентиров, система целей и методов их достижения всецело находились в сфере традиционного духовного климата своего народа. Промышленность, например, связывалась в их представлениях с чем-то внешним, пришлым, часто враждебным.

То, что промышленное развитие края, берущее свое начало в пореформенный период, совпадает с бурным ростом Северо-Кавказского города, едва ли является случайностью. С 1863 по 1897 гг. все население Северного Кавказа увеличилось на 53,3 %. Сельское - на 48,5%, а городское - на 97 % (49). Представляется, что включение в этот процесс промышленных поселков, железнодорожных станций, приисков и промыслов, увеличило бы его. Как свидетельствуют современники событий, буржуазные отношения проникают в самые отдаленные уголки региона. «В хозяйственном быту осетин этой поры замечается отсутствие прежней простоты, в поисках денег горец становится каким-то подвижным, беспокойным» (50). Этот фрагмент намеренно выбран нами как иллюстрирующий влияние развивающегося российского капитализма на умонастроения самой, на наш взгляд, неподготовленной для наемного труда в промышленности категории населения на Северном Кавказе.

Исторически сложившиеся экономические и политические контакты развиваются и укрепляются в период втягивания Северного Кавказа в капиталистическую систему хозяйства империи, разлагая старые хозяйственные формы, пролетаризируя население и обеспечивая ему высокую подвижность.

К концу ХIХ в. регионы имели свое собственное экономическое лицо, сохраняли свою традиционную специализацию, но, при этом, постепенно втягивались в общегосударственную систему. Архаический, натуральный характер хозяйства к этому времени повсеместно разрушался. Сохранение на окраинах особенностей уклада, быта, традиционных местных производств, социальных институтов, отношений собственности не были исключением на Северном Кавказе, но являлись следствием общего правила, соблюдаемого в отношениях между метрополией и колониями: «Никакой особой региональной политики не проводилось… Отношения собственности высочайше подтверждались. Местная элита вливалась в элиту империи» (51).

В период Первой мировой войны произошли некоторые изменения в составе и численности рабочих. В частности, вырос процент местного населения, занятого наемным трудом. На некоторых нефтепромыслах количество горцев, по свидетельствам паспортных книг, доходило до 18 % (52). В 1914 г. в Терской области было мобилизовано 30 % только рабочих нефтяной промышленности (53). На Северном Кавказе в годы войны появилось много беженцев, так как регион находился в стороне от театра военных действий.